Интерес русского народа к тюремной, блатной жизни замечен давно. Однако, за последние пять-семь лет интерес этот приобрел все черты социального заказа. Режиссер фильма «Зона Любэ» Дмитрий Золотухин не стал идти против течения и удачно вписался в ряды исполнителей соцзаказа. Нельзя сказать, что он попал в плохую компанию. Началось все с «Калины красной», «Джентльменов удачи», продолжилось любимым народным сериалом «Место встречи изменить нельзя». Замысел «Зоны Любэ» вырос из простенькой и одновременно спекулятивной идеи снять «фильм-альбом» — собрание клипов группы «Любэ». Продюсером фильма выступила сама группа, руководствуясь желанием, по словам ее солиста Николая Расторгуева, наследить в кинематографе». Актер и режиссер Дмитрий Золотухин, (многим он запомнился по роли Петра I в фильме «Россия молодая»), ту же мечту вынашивал долгие годы. Получилось же из этого «сплетения множества воль» странное сочетание. Профессиональная уверенность музыкантов-исполнителей и неуверенность режиссера, музыкальная и текстовая убедительность и драматургическая беспомощность, сермяжная подлинность солистов и фальшивость миманса. Итак, «Зона Любэ» претендует на звание музыкального фильма. Однако, музыки там не так много, как можно было бы ожидать. Связки между музыкальными номерами составляют едва ли ни большую часть картины. Главную драматургическую нагрузку несут «исповедальные» рассказы «зэков» и творческие мучения тележурналистки (Марина Левтова). Причем здесь «Любэ»? Дело в том, что журналистку интересует не что нибудь, а «сны, которые снятся в зоне» и разговоры о снах неизменно переходят в песни или заменяются песнями. Само название группы, полученное от криминального московского предместья, косвенно указывает и на наиболее отзывчивую аудиторию. Поместив «Любэ» в уголовное окружение Золотухин проиллюстрировал сниженное восприятие талантливой стилизации, которой, по большому счету, является все творчество группы. «Любэ» не работает специально для заключенных, как не работает для «братвы» или подмосковной шпаны. Тем не менее, мощная энергетика Николая Расторгуева, военно-казачье-блатная разухабистость текстов и музыки, наконец, внешний вид самих исполнителей привлекают к «Любэ» именно эти категории населения, вне зависимости от желания самих музыкантов. «Любэ» смотрится в зоне вполне органично, возможно опять-таки вопреки их желанию. Особенно красочен «клип» к песне «А ну давай, наяривай... « Действие происходит в женской колонии, где распаленные напором «Любэ» «зэчки» дают волю накопившейся за годы заключения страсти. Однако, и эта, снятая «под документ» сцена с участием студентов циркового училища, не выдерживает вооруженного взгляда. Реакция заключенных на «сеанс» («чувственное переживание»), которым в данном случае является приезд «Любэ», по хореографии напоминает фрагменты из почившей программы «Аэротика» и сцены из популярного видеоприложения к журналу «Пентхауз». Российская тюремная эротика примитивнее и бесстыднее. В ходу похабные выкрики, жесты, знаковое, а не «прикладное» обнажение. Впрочем, кому нужна эта «правда жизни». Вспоминается Довлатов: «Я обнаружил поразительное сходство между лагерем и волей... Мы говорили на одном и том же пиблатненном языке. Распевали одинаковые сентиментальные песни. Претерпевали одни и те же лишения... Мы были очень похожи и даже — взаимозаменяемы. Почти любой заключенный годился на роль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы».
Source : www.kino-teatr.ru
